Окончание. Начало - https://mcenskij-kraj.ru/news/blagocinnyj-cerkvej-mcenskogo-okruga-protoierej-vladimir-gercenov-rasskazal-o-svoih-pedagogah/
https://mcenskij-kraj.ru/news/blagocinnyj-hramov-mcenskogo-okruga-protoierej-vladimir-gercenov-prodolzaet-rasskaz-o-svoih-pedagogah/
Недавно в школе № 4 города Мценска было мероприятие, посвященное памяти наших ребят, погибших в СВО, и одна учительница принесла рисунок своего ученика, героя, добровольца, награжденного посмертно орденом Мужества.
Красивый рисунок лошадки, рисунок, который он нарисовал еще в четвертом классе. И она хранила его с тех пор и всю жизнь. Вот как любят и помнят учителя своих учеников – родных, дорогих. Их рассказы, рисунки, образы.
Такое это светлое, что всю жизнь не меркнет и не истощается, а становится ярче и ярче.
Мы еще не встретились лично, живет она очень далеко, но постоянно общаемся, пишем иногда друг другу и стихами, она до сих пор – учитель, и счастливы ее ученики.
Она излучала то, что ее наполняло и переполняло, – свет и любовь. Настоящую любовь к жизни, к людям, ко всему, к чему прикасается и касается искренняя, светлая, любящая душа.
Она не копила это чудо в себе, а сразу отдавала, сразу же и всегда делилась со всеми вокруг этой огромной любовью, и всем-всем ее хватало. В школе вокруг нее завертелись разные литературные кружки, клуб самодеятельной песни и еще много всего интересного.
Ярким внутренним светом она пронзала нас, обычных детей, и высвечивала то, что в нас было скрыто, и – проявлялись таланты, способности, возможности, и мы, дети, – поверили в себя. Мы даже не поверили, а увидели, что в каждом есть эти таланты, способности и возможности. Надо только сильнее посветить. Настоящим светом любви и добра.
До сих пор она для меня – лицо любви и такого вот настоящего добра, воплощение эталонного добра в живом близком человеке-современнике, образ настоящего человека, которому хочется подражать, соответствовать, и самому тоже – быть только таким и не спугнуть, не растерять, и ничем-ничем не огорчить эту удивительную любовь.
Еще об одной учительнице непременно расскажу. В одной из моих семи школ, в восьмилетке очередного, затерянного в карельских лесах и болотах маленького гарнизона, была тоже такая, с какой-то другой планеты больших, сильных и необычных людей, – учительница. Даже целый директор этой восьмилетки, в восьмом классе которой я там учился, и в классе у нас было всего четыре человека, и все мальчишки.
Маленькая, молодая, ненамного старше нас, быстрая, с огромными прямоугольными, с закругленными углами, роговыми очками на самом кончике всегда вздернутого носа и с каким-то недоступным для нас взглядом. Представьте, маленькая, но с какой-то прямой, несгибаемой осанкой, с таким глубоким проникающим взглядом поверх очков, взглядом «сверху», хоть он физически-геометрически был для нас, уже переросших ее по росту, – снизу, – она была выше всех на голову. Она была немногословна и строга. Дверь в ее кабинет была всегда приоткрыта, и была она, при всей ее внешней строгости, необычайно открыта, даже как-то беззащитно открыта. И я помню ее не в директорском кабинете, а в классе и в коридоре, она всегда была рядом, всегда на виду, всегда со всеми.
Это та самая открытость, которая без раздумий впускает в себя чужую беду и чужую радость и не думает о последствиях, потерях или приобретениях, а просто впускает, потому что не может не впустить, потому что не может быть равнодушной или безразличной.
В школе поговаривали, что она пережила какое-то большое личное горе, но мы уважали ее не из жалости. Она нас понимала. Она была как будто одной из нас, как будто ровесницей, но уже с тем внутренним состоянием той самой взрослой, нажитой, пережитой несгибаемости духа, о которой мы только читали в книгах и слышали в рассказах пожилых ветеранов войны. Она обладала той самой силой духа, которую мы еще не пережили лично и о которой только мечтали в тех самых книжках и рассказах.
Уроки у нас были какими-то домашними. В классе всего четыре человека – немудрено. В каждой клетке дневника за каждый предмет каждый день стояла оценка. Каждый урок был даже не уроком, а беседой-обсуждением, похожим на то, что сейчас называют репетиторством, на каждом уроке все разбиралось досконально, и учителя успевали в рамках программ закрепить все вдоль и поперек, и та самая статистическая успеваемость была у нас всегда на высоком уровне.
Она вела у нас русский и литературу. Вот уроков ее я совсем не помню, кроме двух.
На уроках русского языка и литературы мне было уже просто неинтересно, писал я и так всегда без единой ошибки, а книг было прочитано и постоянно читалось уже столько, что в библиотеках меня уже хорошо знали и запросто давали домой на денек-другой даже что-нибудь из читального зала, ведь только там, в читальных залах, обычно были все редкие и дефицитные издания.
Так вот, урок первый. Как-то к нам в глухомань приехала большая комиссия из республиканского центра, и на доске убористо написали огромную кучу слов, из которых надо было составить целый рассказ. А я написал этот рассказ одним сложнейшим предложением, без единой, конечно, ошибки, – что в пунктуации, что в орфографии. И директорше нашей тогда досталось за это. За то, что этот ученик не участвует в олимпиадах. Но потом сразу досталось этому ученику – он совершенно не знал правила, не учил их принципиально за ненадобностью и после восьмого класса схлопотал по русскому заслуженную тройку в свидетельство о восьмилетнем образовании.
Урок второй... Да, там-то я многое и понял про нее. На одном из уроков ее вызвали из класса в коридор, она быстро вернулась и серьезно, тем самым, взрослым, сильным, пережившим многое голосом, сказала мне: «Беги скорее домой, у вас что-то случилось».
Случилось несчастье с моим младшим братиком, его с мамой увезли на нашей гарнизонной «санитарке» в город, в больницу. Четырехлетний мальчик был на грани, срочно нужна была редкая кровь. Счет времени шел на минуты. Во всем авиаполку нашли всего одного солдата с такой группой, и такая кровь оказалась и у нее, нашей директорши, нашей учительницы. И как только это стало известно, ее и того солдата сразу увезли в город на прямое переливание, и жизнь моего брата была спасена.
В те дни я незаметно и мгновенно повзрослел. Родился в новый, неожиданный уровень. Я тогда понял, что она за человек и почему у нее такой взгляд и такой характер. Это была та самая решимость и готовность – отдать свою кровь.
Отдать самое себя для других. Отдать, посвятить свою жизнь идее, школе, каждому ребенку, ученику, каждому человеку вообще, и если придется - отдать и кровь, и эту самую жизнь. Без раздумий. Потому что там, в душе и в сердце, – уже все раздумано, и глубоко внутри – давным-давно решено. И иначе и быть не может, и иначе просто немыслимо и даже бессмысленно.
Если бы тогда нужно было отдать всю свою кровь, она бы не раздумывая отдала ее, и всю свою кровь, и всю свою жизнь...
Мы с ней недавно встретились, конечно же встретились. Нашлись, переписывались, созванивались, и теперь постоянно на связи, и уже два раза она приезжала в Мценск, будучи из Карелии по делам в Москве, что уж тут теперь, всего три часа на электричке!
Были у меня еще и другие школы, и другие учителя. В индустриальном Запорожье, в глухоманской Кеми, в приазовском болгарском селе под Бердянском, в военном училище, и о многих учителях можно рассказать много интересного, но цель моего рассказа, чтобы мы все с благодарностью вспомнили всех своих учителей как образы, как общее светлое и дорогое состояние души. Вспомнили тех, кто способствовал рождению и становлению нас как личностей, как человека.
Ах нет. Хочу рассказать еще об одном учителе в моей жизни. Моя дочь тоже стала учительницей. Русского и литературы. И, наблюдая за ней, я с затаенной радостью вижу в ней все те лучшие качества своих любимых учителей, о которых рассказал вам.
Кроме интересных и раскрывающих таланты и личности уроков в школе и на природе, она иногда привозит свои классы из Москвы в Мценск, дня на два-три, с полным погружением не только в литературную сокровищницу и уникальную историю нашего любимого города, а и в ту самую жизнь, настоящую, большую, красивую и интересную, сложную и многогранную. И в эти приезды мы с ребятами и их юной хрупкой учительницей подолгу засиживаемся в нашем дворе под раскидистой яблоней за чаем и длинными задушевными разговорами.
Разговорами и размышлениями о жизни, о настоящих людях, настоящих учителях и учениках, о настоящих личности и характере, о настоящих счастье и радости. О настоящих свете, любви и добре.
Так что жизнь продолжается. И, уверен, всегда были, есть и будут настоящие Учителя и Ученики, и рождаются и будут рождаться настоящие личности и настоящие люди. На нашей любимой, хоть и многострадальной планете. Люди, которые делают и сделают ее другой. Доброй и светлой. Ну, хотя бы вокруг небольшого себя. В своем классе, в своей школе, в своей семье, в своем городе, в своей стране. В своем сердце.
